О симбирском патриоте, видном общественном деятеле А.Н. Ухтом­ском по просьбе редакции журнала "Мономах" рассказывает его правнучка Нина Богдан, живущая в США.

Князь Александр Никола­евич Ухтомский родился 28 ноября 1867 года в име­нии родителей, Николая Николаевича и Параскевы Апполосовны (урождённая Бетева) Ух­томских, в селе Репьёвка-Крутец (ныне Богородская Репьёвка Цильнинского района Ульяновской области). Крёстными стали приходский священник и родная тётя, Прасковья Николаевна На­умова. Александр и его старший брат Михаил учились в Симбирском кадет­ском корпусе. Александр в 1883 году окончил Симбирскую мужскую клас­сическую гимназию. Братья Ухтомские дружили с двоюродным братом, Алек­сандром Николаевичем Наумовым (сыном крёстной матери А.Н. Ухтом­ского), проводили время втроём и, по словам Наумова, съезжались в летнее время, веселились, охотились. Все они изучали музыку, собирались по средам и играли в ансамбле – Александр Ух­томский на рояле, Михаил на виолон­чели, а Наумов на скрипке. Позже, в1894 году, Александр Наумов и Михаил Ухтомский были поручителями Алек­сандра Ухтомского, когда он женился на Анне Валерьяновне Назарьевой.

После окончания гимназии Алек­сандр поступил в Петербургский уни­верситет, но через год, вместе с Наумо­вым, перевёлся на юридический фа­культет Московского императорского университета. Окончил курс с дипло­мом первой степени.

Александр болел в детстве, и всю жизнь, хотя был выше среднего роста, оставался хрупкого сложения (по сло­вам Наумова, «худ и бледен».) А.Н. На­умов описывал характер друга следую­щим образом: тихий, скромный и нелю­димый, «причём глаза его (голубые как у всех Ухтомских) носили постоянно оттенок не то грусти, не то устатка». При этом Александр был «чрезвычай­но способным <…> много читал <…> отличался всегда широтой своих взгля­дов, идеалов и поступков, каковые ка­чества и выдвинули его в последующее время его жизненной карьеры в ряд наиболее видных местных обществен­ных деятелей».

После сдачи государственных экза­менов А.Н. Ухтомский вернулся домой. Отец его, князь Н.Н. Ухтомский, скон­чался. Имение при Богородской Репьёв­ке перешло к сыну, он стал владельцем 638 десятин земли.

В семье Александра Николаевича и Анны Валерьяновны Ухтомских было пятеро детей: Николай (1895), Мария (1896) и Наталья (1897). Двое младших, Александра (1900) и Валериан (1901), умерли в детстве (до 1911 года). Во­преки семейной трагедии этот брак был счастливым и выдержал всё: револю­цию, Гражданскую войну, отступление с белой армией, жизнь в изгнании.

До революции А.Н. Ухтомский слу­жил в разных должностях. Был пред­седателем попечительского совета Симбирской 2-й женской гимназии, учреждённой В.В. Кашкадамовой; по­чётным попечителем Симбирской клас­сической гимназии (1910–1917); с 1902 года – членом попечительского совета Симбирской женской гимназии Т.Н. Якубович, потом заместителем предсе­дателя, а с 1915 года председателем со­вета; почётным блюстителем Богород­ско-Репьёвского одноклассного учили­ща; почётным мировым судьёй; предсе­дателем Симбирской уездной земской управы (1911–1917); председателем приюта престарелых и детей в селе Тетюшском; земским начальником 5-го участка Симбирского уезда с 1892 года, 4-го участка (1894–1905); непремен­ным членом Симбирского губернского присутствия (1905–1910); с 17 января 1916 года – членом Государственного дворянского земельного банка в Сим­бирске. Во время голода 1891–1892 годов А.Н. Ухтомский близко сотруд­ничал с Красным Крестом, распределяя хлеб и продукты.

Князь был кавалером ордена Влади­мира IV степени (1909), Анны II и III степеней (1905), Станислава II степени (за отличное усердие и особые труды по ведомству Министерства народного просвещения, 1906). Имел медали: серебряную на ленте ордена Святого Александра Невского в память цар­ствования императора Александра III и тёмно-бронзовую за труды по первой всеобщей переписи населения 1897 года. В 1913 году за труды по продоволь­ственной кампании в 1911–1912 годов ему было объявлено Высочайшее бла­говоление.

По описанию А.Б. Нечаевой, уро­женки Симбирского уезда (позже эми­грировавшей в США), семья Ухтомских была в тёплых отношениях с семьями Беляковых, Метальниковых, Аннеко­вых, с другими местными дворянскими семьями.

Александр Николаевич об­ладал чувством юмора, не отказывал­ся от рюмочки в праздничные дни, по характеру был открытым, в отличие от жены, которую, видимо, молодые люди до некоторой степени боялись. В письме внучке А.Н. Ухтомского, Мари­не Богдан, Нечаева рассказывала, как Александр Николаевич «чуть ли не до слёз смутил» её, когда ей было 11 лет. Раскладывая порции жареных цыплят гостям на именинах, он спросил её: «Ну, а тебе как: с пупком или без»? Слово «пупок» смутило девочку, и она молчала, Александр Николаевич тогда пошутил с ней: «Что ты краснеешь, я же не про твой пупок спрашиваю, а про цыплячий».

Жили Ухтомские в имении, а так­же в своём симбирском доме на улице Введенской. Мать Анны Валерьяновны была немка, члены семьи изредка вы­езжали в Германию гостить у родствен­ников, но это были редкие поездки. В основном семья постоянно проживала в Симбирской губернии, считая её своёй родиной. Князь сам управлял имением, они с сыном были увлечены вопросами земледелия и всевозможными иннова­циями в области сельского хозяйства. Горячо любивший не на словах, а на деле простой народ, князь А.Н. Ухтом­ский своим доброжелательным и справедливым подходом к разным вопросам крестьянской жизни много способство­вал умиротворению края, развил самую широкую деятельность, много сделав для развития земского дела и подня­тия благосостояния населения. При деятельном участии князя создавались кооперативы, общества взаимного кре­дита, заботился Александр Николаевич и о благоустройстве губернии.

В 1917 году революционные власти изъяли имения Ухтомских.

Александр Николаевич продолжал служить в раз­ных должностях, но 21 февраля 1918 года подал заявление о сложении полно­мочий кандидата гласного Симбирской городской думы. Сын Николай вер­нулся домой с фронта летом 1918-го. Вскоре Александр Николаевич был аре­стован. Его спасли от расстрела войска каппелевской армии, которые с чехословацкими легионерами взяли Сим­бирск 22 июля. Князь Ухтомский снова согласился баллотироваться в гласные городской думы членом «Союза Воз­рождения России» 25 августа 1918 года. Хотя Союз получил большинство голосов, городское правительство (в то время под контролем «Комуча») при­знало результат недействительным из-за низкой явки избирателей. Намечены были очередные выборы, но 12 сентя­бря Симбирск снова оказался в руках «красных». А.Н. Ухтомский с женой и двумя дочерями был вынужден поки­нуть город и следовал с отступающими войсками до Красноярска. В эшелоне так называемого «ТАОНа» (тяжёлая артиллерия особого назначения) были и другие симбиряне. Позже, поки­нув родину, они назвали себя «семья ТАОНцев». На оборотной стороне фо­тографии, где группа, видимо, снята в октябре 1918 года, один из «ТАОНцев» написал «о тех простых, милых вече­рах, когда мы были в эшелоне «ТАОН».

Семья прожила год в Краснояр­ске. А.Н. Ухтомский и здесь работал в Красном Кресте, распределяя продук­ты беженцам. Он также служил упол­номоченным Министерства снабже­ния и продовольствия по Енисейской губернии в 1919 году.

В декабре того года семья была вынуждена покинуть Красноярск: армия Колчака отступала. Чехословацкие войска снова помогли: в этот раз Ухтомские вместе с семьёй Го­лицыных получили место в вагоне ухо­дящего на восток эшелона. В нём они провели несколько месяцев, пересекли границу Китая и добрались до Харбина весной 1920 года. В Харбине А.Н. Ух­томский был одним из главных иници­аторов земляческого движения, создал Симбирское землячество.

Семья пропустила возможность вы­ехать в Америку в начале 1920-х годов. Только Анна Валерьяновна и дочь На­талья имели возможность получить рабочие визы как учительницы иностранных языков (Николай в то время был в Германии, а Мария скончалась в Харбине в 1921 году). В письме княги­не Любови Владимировне Голицыной в 1924 году (почти сразу после её отъезда в Сиэтл, штат Вашингтон) А.В. Ухтом­ская писала:

«Что же Вы советовали бы предпринять нам, если не ехать в Америку, куда нам двигаться? Я лично предпочла бы бедствовать, чём зависеть от «красных», кланяться или опять ставить моего мужа в опасность, кото­рой он немедленно будет подвергаться по водворении здесь «красных». Или Вы думаете, что они не припомнят всё прежнее? Я так вполне уверена, что да, и что ему будет грозить большая не­приятность. Чтобы не подвергать его к малейшему риску, я бы его увезла на край света, но кроме Америки ехать не­куда. Вы сами это отлично знаете. <...> [Александр Николаевич] воспрянул бы духом, очутившись в совершенно по­койном месте вдали от всякой полити­ки, да ещё с людьми, которые ему так бесконечно дороги и близки по духу, как Вы и Ваша семья. Подумайте о нём, по­жалейте его и посодействуйте его отъез­ду в Америку. Не говорите ему того, что я пишу Вам так о нём, но, право же, этот человек столько уже выстрадал горя за последние годы, что я хотела бы убе­речь его от всякого возможного несча­стья и унижения в будущем. Милая, Вы поймите меня и моё состояние. Говорю совершенно искренне, что если бы не Саша, я даже осталась бы здесь, как ни одиозны для меня «красные», но я бо­юсь за него и не могу видеть его нерв­ного состояния, которое он тщательно скрывает, но все же от меня скрыть не может».

Без Александра Николаевича Анна Валерьяновна, конечно, отказа­лась уезжать, и путь в Америку закрыл­ся. По письмам видно, что князь впал в депрессию. В 1926 году он писал кня­гине Л.В. Голицыной:

«Мне особенно недостаточно Вашей семьи, т.к. после Вашего отъезда ни с кем не могу сой­тись, и даже с своими симбирскими вообще очень редко. Всё больше сижу дома после службы, да и у нас мало кто бывает. Несмотря на большие события, случившиеся после [вашего отъезда] (большевизация дороги, «китаизация» горсовета. – Ред.), жизнь всё же течёт приблизительно по-прежнему: все ссо­рятся, интригуют, понемногу едят друг друга. Одним словом, русские остались себе верны и ничто нас не исправило от страсти поедать один другого».

После «китаизации» городского со­вета А.Н. Ухтомский писал, что, «ве­роятно, придётся лишаться службы и своёго скромного заработка». В отно­шении русской диаспоры не возлагал никаких надежд. О единении русских эмигрантов на Парижском съезде, по его словам, «допускал только чудо – дружное единение всех русских пред людьми всего мира, но чудо не совер­шилось».

В 1926 году Александр Николаевич писал: «Лично я так крепко был при­вязан к родному краю (губернии), так сходился со всеми его интересами, что, оторвавшись от него я чувствую, что нигде не смогу больше приспосо­биться, и везде буду себя чувствовать чужим».

Описывал жизнь в Харбине так: «Русские интересы здесь сильно страдают из-за влияния большевиков и китайцев, ещё благодаря конкурен­ции немцев. Их появляется всё больше, например Красный Крест обращается прямо в немецкую колонию. Размах случаев выкуривания всех русских вра­чей и сестёр и замещения их немцами и китайцами увеличивается. Если это пойдёт дальше, то быстро здесь о рус­ских останутся лишь воспоминания. <...> На днях читал западноевропей­ские русские газеты и пришёл в отча­яние от разлада, существующего среди наших иерархов, как в России, так и в Европе. Даже клобуки не могут выку­рить из русских свойственный им анар­хизм. Без паёв они не могут обходиться. Все хотят власти, и никому и ничему не желают подчиниться, а предлоги и са­мооправдания всегда найдутся. Совсем разорили они нашу бедную Церковь, хуже самых злобных коммунистов. Где уж нам свергать их советскую власть при такой родне. Не благодаря ли ей так легко большевики раскрывают все наши попытки организации недоволь­ных в России. Наклонение к предатель­ству было всегда сильно среди русских. Всегда были и шервуды и азефы. Лично я всё никак не могу устроиться, и месяц живу без дела. Спасибо подвернулся один русский урок, чтобы иметь что на папиросы. Будущее сильно беспокоит. Надежды на поддержку ни от кого не имею. Одна надежда на Бога, он меня пока не оставлял, не оставит и впредь».

В Харбине Ухтомские общались с симбирянами, в том числе с Языковы­ми, Беляковыми, Е.М. Перси-Френч и Нечаевыми. Однако когда японцы ок­купировали Харбин в 1932 году, жизнь ещё больше осложнилась (хотя, по сло­вам А.В. Ухтомской, японцы навели «полный порядок»). Появились экстре­мистские (фашистские) организации, многие русские уезжали из Харбина в Шанхай, Пекин или, по возможности, дальше.

Семья была в сравнительно непло­хом материальном положении: сын Ни­колай вернулся из Германии в 1929 году и работал журналистом, Анна Валерья­новна и дочь Наталья преподавали ино­странные языки и музыку и, возможно, какие-то средства были привезены с собой. Помогали эмигрантам в худшем положении, А.В. Ухтомская писала, что они давали приют крайне обедневшим русским беженцам.

В 1933 году А.В. Ухтомская писала княгине Голицыной, что Александр Ни­колаевич «очень сильно похудел, силь­но кашляет». И всё же были радостные моменты: в 1933 году сын Николай же­нился на Любови Александровне Кру­товой, через год родилась внучка Мари­на, ещё через год – вторая, Елена. Алек­сандр Николаевич был крёстным отцом Марины, подарил ей на день рождения книжку «Моя первая азбука». На об­ложке он написал: «Моей милой внучке и крестнице княжне Марине Ухтомской на память о любящем дедушке с поже­ланием выучиться читать и писать ра­нее чем достигнет пяти лет».

20 февраля 1938 года Анне Валерья­новне стало плохо, врачи обнаружили кровоизлияние в мозг, спустя два дня она скончалась, не приходя в сознание. Осенью 1940 года Александр Нико­лаевич заболел воспалением лёгких и 5 ноября скончался. Он был похоронен на новом кладбище в Харбине (ныне на этом месте парк аттракционов) рядом с могилами супруги и дочери Марии. По­хороны описывались в местных газетах: «Вчера состоялось погребение предсе­дателя Симбирского землячества, князя Александра Николаевича Ухтомского. Похороны отличались торжественно­стью и были очень многолюдными. Отдать почившему последний долг со­бралось много харбинцев. Утром тело покойного было перенесено в Покров­ский храм, где состоялась заупокойная литургия и панихида. На гроб были возложены венки от родственников, со­служивцев дочери покойного, школы им. Гинденбурга, земляков-симбирцев».

В некрологах жизнь и личность князя были описаны так: «В лице по­чившего князя Александра Николае­вича Ухтомского сошёл в могилу один из лучших представителей старейшего русского дворянства. Князья Ухтом­ские ведут своё происхождение от Рю­рика <…> Человек высокой культуры, сохранявшей до самой кончины все лучшие черты старого русского дво­рянства, остроумный и увлекательный собеседник, Александр Николаевич был искренне любим и уважаем все­ми, кому пришлось встречаться с ним в деловой и частной жизни. Кончина его была встречена с глубоким сожалением всем Харбином. Со смертью князя со­шёл в могилу ещё одни представитель лучшей части старой русской интелли­генции».

«Мономах», №3(99), 2017 г.